*
     
     Черновики поэтов разных,
     приятных, нежных, постных, праздных,
     я много видел этого добра...
     Черновики романов жирных,
     просторных, узких, безмазовых,
     суровых, праздничных, козырных,
     парнокопытных и позорных...
     Да, на моем веку писали
     в тетрадях, на машинках Эрика,
     в компьютерах и на скрижалях,
     что было явлено и велено.
     Слова трепали, точно флаги,
     любовь, - уже не скажешь, право,
     ни о тоске, ни об отваге
     нельзя. А надо, чтоб коряво,
     косноязычно, с поворотцем,
     как Н. блевал, как А. курила,
     чтоб можно было приколоться,
     чтоб уколоться можно было.
     С позиций метафизик это
     меня тревожило и злило.
     В упор рассматривать поэтов -
     в такой забаве нет плезира.
     Я сам, бывало, черной долей
     обласканный, лежал в тумане,
     и плыли корабли по полю,
     стада блуждали в океане.
     И плыли корабли, гудели
     электровозы, кони ржали,
     а я лежал один в постели,
     на очень грязном одеяле.
     Так и в искусстве современном,
     осмеянном и окаянном,
     плывет огонь по дряблым венам,
     по дряхлым городам и странам.
     Плывет огонь, все ближе к небу,
     все недоступней, все желанней,
     векам грядущим на потребу,
     бредущим нищим в пропитанье...



     *
     Никто ничего не говорил
     никто не учил
     всё как первый раз
     жалобы стоны страхи
     в голосе шершавые ноты
     снег идёт, укрывая землю белым,
     а ты ни при чем
     
     шершавые ноты в голосе
     шаркая, перекликаясь, как птицы на юг
     как женщины в очереди у бутырской тюрьмы
     дорисован круг
     западня

     как это всё уместить, понять,
     проверить и одолеть,
     если б охранник взял плеть, блядь,
     если б он взял плеть

     если б инквизитор приготовил дыбу и стал загонять иголки под пальцы,
     если б случилось всё, что известно из истории,
     из толков, пересудов, слухов, осмеянных столько раз,
     что и каяться не о чем,
     всё было б гораздо проще…

     лучше успеть к отправлению
     с чемоданом, набитым разрешёнными шмотками,
     оказаться среди выбритых, выбранных, отпетых
     (в данном случае почти невозможно)
     Но где же Ты?

     Ты мой Боже какой праздник
     у них в транспорте трещина многое
     не так страшно, как казалось
     развязка откладывается еще на один
     чаю?
     нет, лучше я покурю



     *
     Пустяки шансы реальные истории
     в документальном фильме авторский текст
     я хотел бы сказать тебе: ещё немного
     ещё совсем немного

     (в городе постоянно работают снегоуборочные машины)

     оно трахает меня, это безумное сочетание
     мрачности и денег, где нет свободы,
     хочется казни, настоящей египетской
     ха-ха-ха, грубый смех, подростки в трансе
     как я выгляжу нелепо, то, что придумал, присочинил
     в грязной реке верх животом
     отвратительные экологические сводки
     слушай, я бы очень хотел, ещё

     (опять дворник скребёт асфальт)

     невыносимый звук сирин
     птица так бы орала, если б её ощипывали на котлеты
     впрочем, я уверен, сирин, феникс, жар-птицу
     можно отведать, в каком ресторане? -
     в дорогом клубе, предположим Grand Habana Room
     по вторникам
     исключительно закрытая вечеринка
     хотя это совсем не кубинская кухня
     не кубинская кукла
     нимб
     над головой сумасброда
     решившего покончить с необходимостью
     вставать по будильнику и будить подругу
     резким ударом в левую челюсть
     так было заведено в России с 18 столетия
     об этом я читал ещё в Табели о рангах
     ты не кубинская, нет, не гавайская смесь
     и даже не буги-вуги
     пожалуйста, ещё немного
     хотя я и выгляжу теперь слишком странно
     для любовника и вообще
     в зеркале

     (дворник смолк и заурчали автомобили)

     Тяга к симметрии передаёт
     ограниченность, стремление к ложному совершенству
     например, я хотел бы, чтоб – умереть мне на месте –
     завертелось рондо
     старомодное рондо с блуждающей рифмой

     в городе дворники
     убирают реки
     подметают руки
     брюки и бараки
     тьма огнеупорная
     в человеке
     поглощает враки
     гасит страхи

     поселился ужас в ХХI веке
     одиноким помереть как собаке

     ну а что, другие, -
     перетолки, гогот? -
     петельку подвяжут
     выстрелом помогут



     *
     Есть вовлечённости последняя черта…
     Один, один, беги по белу свету…
     Кто мне теперь прикурит сигарету,
     Кого спасёт процесс и тошнота?

     Черти число, - гнусавит Гумилёв,
     Субъекта нет, - Кожевников балдеет,
     Прокисли златокрылые идеи
     Среди нанизанных на иглы слов.

     И даймонов в таком раскладе нет,
     Они отменены, поскольку вечны…
     Под свист компьютера расчислив ход планет
     Слепой астролог бредит в междуречье.



     *
     Отрава песенку пропела,
     Меня здесь нет, здесь буквы густо,
     Не лес, но знаки, вместо тела
     Пробелы, баллы, мимо чувства…
     Мои победы и расклады –
     Чужие, в сущности, в потоке
     Как дети, гунны и номады,
     (об этом знали на востоке).
     Смешно сказать – люблю, целую,
     Нет ни объекта, ни субъекта,
     Ни восхитительной, ни хуя…
     Едва ли нечто, вряд ли некто…



     *
     Потерялся в компьютерной сети, не расстаётся,
     С карманным компьютером, и даже дизайн от Армани,
     Девушка с обложки глянцевого журнала,
     Новые джинсы невероятного покроя,
     Автомобиль Porsche или что ему там придётся по нраву Hummer
     Не отвлекут его больше, чем на три недели.
     Тем более любовь, о которой он так мечтает,
     Которую ищет на всех сайтах, на всех перекрёстках,
     Разве заставит она его отказаться от новой версии игры Сталкер,
     Или более навороченной, я в них фактически не разбираюсь?
     Ему придумали сенсорный шлем и электронные книги,
     Звуковые наркотики, легальные галлюциногены,
     Скайп, библиотеку Машкова, социальные сети,
     И он не бьётся, оттого что пойман,
     Не задыхается, не кашляет.
     С каждым вздохом этот трахнутый воздух нужен ему всё меньше и меньше.




     Минутное настроение…

     Заточи карандаш - теперь звучит: включи интернет,
     найди кастоправское гониво, черкни письмецо
     из России 2009 года туда, в никуда, и лучшего способа нет,
     чтоб изжить неизвестно откуда взявшуюся боль, не прятать в ладони лицо
     Я умею, дело нехитрое, плакать, смеяться, горланить песни и пить,
     пить за здравие, тем более за упокой,
     но чтобы сверху откликнулись, оценили и стать, и прыть,
     собственно, кто мы такие для этого, кто я такой…
     Я когда-то писал о стране Урарту, мол, давно её нет,
     ни на карте, ни в воспоминаниях изгнанников, ни на полях книг…
     там жил человек с дивным голосом и девушка, вычислявшая ход планет,
     что мы знаем о них?



     *
     Конечно, смерть ждёт меня, подбоченясь,
     Конечно, жизнь удерживает словами, управляет словами,
     Путешествие - главное из моих увлечений
     Подзывает телами львиными с женскими головами.
     Я не сфинкс, не блудница, древняя кровь твоего удела,
     Через вой легенд, и лохмотья страхов, старух бормотанье
     Проступает: «Я ли тебя не хотела?
     Я ль тебя не поцелую теперь на прощанье?»
     На губах её соль, и не страшно ни капли, то есть
     Не то, чтобы увильнуть, к чему покидать давно избранное пространство,
     Но в древних книгах записано: прокрустово ложе истории
     Не терпит равенства и постоянства.
     Я кружу над тобой. Плету своё кружево, толкую, пока ещё по хорошему,
     если можешь, умеешь, знаешь, не ищешь причин и повода,
     терпи это рушево, марево, морево, навьино крошево,
     черти свой рисунок по карте вечного города.
     Рим здесь ни при чём, как отмечено в комментариях,
     Третий Рим ещё бесполезней, но у разума в поводырях
     женщина с телом змеи и умопомрачительными гениталиями
     удерживает лодку на тринадцати якорях.
     Сефирот,Сефирот, пой, ебись оно в рот, вей,
     об участи нашей лай доносится с гиблых болот.
     Играй, рви струну, рот разевай веселей,
     пока не припёрло, пока прёт!



     *

     Вариантов нет. Осень. Чужие промахи.
     Родственные, - в какой-то мере, - поскольку многие здесь в родстве.
     За высокими стенами в кровоподтёчных хоромах
     Отдельные мысли в непричёсанной голове.
     Листья становятся жёлтыми. Потом их всё меньше. Проходит
     Род, - как сказано в Книге. – И снова приходит род.
     Слишком много людей развелось. Цитат и скрытых пародий.
     Лошадь стреножена у реки. Быструю воду пьёт.

     Моя бывшая подруга заявила: при всяком режиме достойные
     Семьи преуспевают, - у меня хорошее воображение,
     И не так уж напрасно я изучал историю,
     Чтобы принять такое высказывание за обычное частное мнение.

     Представляю преуспевающую при Ироде семью иудеев,
     Отец поучает сына, говорит о традициях рода,
     Мальчику снятся женщины, он дрочит и проповедует опасные идеи,
     Мол, у младенцев тоже существуют судьба и свобода.
     Тише-тише, - шепчет мамаша, - богобоязненная красавица,
     Ей не нравятся подобные разговоры, она хотела бы бежать на восток,
     Но мало кому - что не нравится,
     Мир жесток.
     И пока оружие к последнему бою не достали из ножен,
     Можно утверждать всё, что угодно. Путать, кто прав, кто пьян.
     Время клонится к вечеру. Конь у речки стреножен.
     Река в любом случае называется Иордан.



     *
     мне так хотелось говорить,
     любить, стараться,
     от чаще петь - до водку пить
     легко паяцу
     на этих переходах свет
     и ветер верен,
     но остальное - страх и бред,
     налог потерям...
     страшиться, с дрожью теребить
     суму - утробу,
     и плыть, умерив эту прыть,
     домой, ко гробу...
     давай-ка против, ночи прочь,
     рассвет возможен,
     отсутствие легенд и притч
     достав из ножен



     Галерея нежных сцен

     1.
     лопнуло терпение
     время кажет дулю,
     мало, тем не менее,
     тех, кто смотрит в дуло
     просто так, ошибся, мол,
     всё переиначил,
     женщина за ширмой
     красится и плачет
     дело шито-крыто
     жизнь прошла, и ладно,
     но лучшее забыто,
     что, в сущности, досадно
     

     2.
     обознаться ты ли это
     или час другой пройдёт
     только время до рассвета,
     то ли лето, идиот
     надо ж было притворяться,
     и былое ворошить,
     Ариадна, тоже цаца,
     тянет, тянет эту нить
     нет, чтоб нам забыть, балдея,
     просьбы старые и сны,
     обещанья и идеи
     той утраченной страны
     тех картин, того камина,
     тех деревьев за окном
     я любил тебя, Полина,
     в переулке проходном...
     
     
     3.
     ун дер Линден шли нацисты
     папа мама Нистельрой
     офис улица Уффици
     у девицы геморрой
     галерея галерея
     галерея нежных сцен
     не над Рейном Лорелея -
     плач над схемой синих вен
     куб другой квадрат расплата
     мал Малевич но велик
     на столе стонала Тата
     не хватило четверых
     
     
     
     *
     Есть у меня смешной и кареглазый,
     Я счастлив, Настя - сразу и не всем,
     Боюсь, что долго чай нам пить без мазы.
     Ты одевайся, я пока поем.
     У времени особая натура,
     Художник, окосевший под дождём,
     Уверен, пей – не пой, но пуля – дура,
     И мы с тобой расслабились. Пойдём!
     Сквозь красные и черные проходы -
     На свет! - Как обязательно грубы
     Соратники блистательной свободы,
     Как вкрадчивы бесстрастные рабы!
     Ещё немного – я уже поела,
     Не крыша съехала, но разговор всерьез,
     Пусть мне в свободе не хватает тела,
     А в песне, чтобы трогала до слёз…
     Прости - прощай. Эпоха на перроне.
     Бывай – целуй. Отъехала давно.
     Читай – пойми. Безумца похоронят
     С японской чёлкой, в старом кимоно.
     Была Наташей, стала Николаем,
     Был Александром, нежил персиян,
     Кого мы любим и чего желаем? -
     Ты странствуешь. Я сыт и слишком пьян.
     Хорошие и добрые идеи
     Замёрзли в холодильнике. Фуко,
     Делез и папа Бодрияр радели,
     Чтоб ты не лезла слишком высоко.
     Моя страна, похожая на чудо,
     Замёрзла под октябрьским дождём.
     Я груб с тобой? – Прости меня, не буду.
     Любовь моя, мы правильно живём.



     *
     У ратников спасения
     Серьезное лицо,
     Ждать с ними воскресения
     Едва ль заподлицо.

     Кроить желают наново,
     Поскольку кончен век,
     Но шлюха из Иванова
     Прекрасней их телег.

     Затверженных в писании,
     Скрепленных на кострах,
     Без тени сострадания…
     …Аз - прах и буду – прах…

     Но вижу я измену их,
     Сержусь и восстаю,
     Небесное и тленное
     Взыскую и люблю.
     
     
     
     *
     Ищи-свищи его, время, трубочный дым, табачные воспоминания,
     переиначивай переживания, смейся, играй,
     прокурор собирает версии, чтоб добиться признания,
     что сам виноват и не достоин в рай.
     Или проси прощения, свищи прощения,
     рушь себя ниц, бейся в решётку лбом,
     и если встанет кто-нибудь на колени и потянется к зипперу, отпрянь с удивлением, -
     сегодня я не готов, потом.
     Потом, когда уляжешься в гроб и будешь красоваться там, напомаженный,
     лаборантка в засаленном халате проверит, правда ли стоит у покойника, или это враньё,
     тут уж как хочешь, отваживай – не отваживай,
     но вряд ли удастся прогнать её.



     *
     В нашей мании последней
     Кто бездельник, кто плейбой,
     В церковь я спешу к обедне,
     Да с закусанной губой.
     Он стоит на повороте
     С папироскою в зубах,
     Мой двойник, дурак-невротик,
     Презирающий мой страх.
     Я ему: пойдем со мною,
     Он в ответ: отрава, сгинь,
     Я умру на поле с воем
     Без подстилки и аминь.
     В перепалке, в передряге,
     Не тоскуя, не кляня,
     Ты же сможешь на бумаге
     Отписаться от меня.
     Доказать, что был у цели,
     Приготовился стареть
     И сумел в своей постели
     Благочинно помереть.



     *
     Рассчитываться не с кем. Тот, Кто плотничал,
     Всему, как мог, безумцев обучил,
     И щедро раздарил свое отечество,
     Венцы, ключи…

     Но треугольник, книзу обращенный
     Заточенным и ядовитым острием,
     Честней и проще вызывает страх священный,
     Чем Он, чьим именем мы дышим и живем.